Поэтический блокнот ( просто для души )

А я снова - со стихами...Мне мало стихов Ларисы Миллер, Анны Опариной...
Хочется поделиться теми стихами, которые у меня собраны в закладках...
Здесь будет больше современных поэтов, чем классиков...Классику знают и любят многие, а вот современники наши как то совсем проходят мимо нас...иногда...
Заранее прошу прощения у не любителей поэзии, что занимаю стихами очень много места на форуме...Но мы же не жалеем место для того, чтобы поделиться с друзьями, так ведь ??
В этом блокноте каждое сообщение будет посвящено одному автору + 3 его стихотворения...
Системы в последовательности авторов не будет никакой - как на душу ляжет...
Если найду фото поэта - будет с фото...
Вот как то так...

Серьёзные стихи. Мне понравились.

иногда для того, чтобы всех простить,
одного воскресения не хватает.


Очень хорошо.

Николай Колычев



* * *
Опять на скалы небо опускается,
Во мгле метелятся ветра бестелые.
А месяц скалится, чему — не знает сам,
От моря Баренца — до моря Белого.
Нам до весны не видеть солнца зрелого,
Зато и летний день полгода тянется.
От моря Баренца — до моря Белого,
От моря Белого — до моря Баренца.
Такая вот и есть — моя родная весь,
Но от родного разве отрекаются?
Видней большое здесь, а вся посредственность
О Север — серая — дотла стирается.
И свет кончается, и мир качается,
И всё вращается, сливаясь в целое.
От моря Белого — до моря Баренца,
От моря Баренца — до моря Белого.
Ты, Север, бил меня, но разлюбил ли я
Сугробы в рост, деревья низкорослые?..
Колючим именем, своей фамилией
Прописан я на Кольском полуострове.
И потому душа моя хватается
За край, очерченный двумя пределами:
От моря Белого — до моря Баренца,
От моря Баренца — до моря Белого.
В родной земле немного надо места мне,
Но там, где крест,— не всё еще кончается…
Останусь строчками, останусь песнями
От моря Белого — до моря Баренца.



***

Грустника

Густо рассыпаны алые бусины.
Вот и созрела ты, ягода поздняя,
Самая вкусная, самая грустная,
Самая-самая — родом из осени.
Лето, прощай! А казалось — не кончится:
Горстками черпаю ягоды эти.
Сладко! И все же нельзя не поморщиться,
Не пожалеть о промчавшемся лете.
Полнится небо печальными криками,
Жалость глаза мои переполняет.
Я называю бруснику — «грустникою»,
Пусть меня все без конца поправляют.
Выйду из леса я с полной корзинкою
И повезу в своё многоэтажие
Сладость с кислинкою, радость с грустинкою:
И — что-то большее. Нужное. Важное.


***

Морошка

Капельки солнца в зелёных ладошках.
Капельки света.
Жёлтые россыпи ягод морошки –
Щедрое лето.
Над головой комариная стая
Тучею вьётся.
Я не спасаюсь. Я запасаю
На зиму солнце.
Крошка-морошка… Ягодка эта —
Солнечный дар нам.
Светятся с блюдца капельки лета
Ночью полярной.


***


Осенние стаи взлетят — и растают,
Расправив крылатого крика покров.
Из отчего дома, из милого края
В Судьбу вырастает к России любовь.
Россия — поморские лодки и сети.
Россия — избушки, церквушки, кресты…
В метельных молитвах о лете, о свете
Отсюда для нас начинаешься ты.
Здесь древних причалов разлуки и встречи,
Здесь в жёнах ценнее умение ждать.
Здесь верится — время возносится в Вечность,
Туда, где Полярная всходит звезда.
Так пой, не смолкая, Студёное море,
О том, что в ночи не погаснут огни!
Цветите, игристые сполохов зори!
Сияйте безудержно, летние дни!
Волнуйся, ковровый кустарник берёзки,
Желтейте медвяно, морошки поля!..
Нет в хоре России милей подголоска,
Чем ты — Заполярье, родная земля!


***
***

http://www.stihi.ru/avtor/nickolkol24

http://www.rospisatel.ru/kolytshev.htm

Арсений Тарковский



Я учился траве, раскрывая тетрадь,
И трава начинала, как флейта, звучать.
Я ловил соответствие звука и цвета,
И когда запевала свой гимн стрекоза,
Меж зеленых ладов проходя, как комета,
Я-то знал, что любая росинка — слеза.
Знал, что в каждой фасетке огромного ока,
В каждой радуге яркострекочущих крыл
Обитает горящее слово пророка,
И Адамову тайну я чудом открыл.

Я любил свой мучительный труд, эту кладку
Слов, скрепленных их собственным светом, загадку
Смутных чувств и простую разгадку ума,
В слове п р а в д а мне виделась правда сама,
Был язык мой правдив, как спектральный анализ,
А слова у меня под ногами валялись.

И еще я скажу: собеседник мой прав,
В четверть шума я слышал, в полсвета я видел,
Но зато не унизив ни близких, ни трав,
Равнодушием отчей земли не обидел,
И пока на земле я работал, приняв
Дар студеной воды и пахучего хлеба,
Надо мною стояло бездонное небо,
Звезды падали мне на рукав.

***

Первые свидания

Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.

На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин,- когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
1962

***

Только этого мало..

Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.

Всё, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло.
Только этого мало.

Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Всё горело светло.
Только этого мало.

Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала.
Мне и вправду везло.
Только этого мало.

Листьев не обожгло,
Веток не обломало...
День промыт, как стекло.
Только этого мало.

***

http://rupoem.ru/tarkovskij/

Вера Матвеева



Я так хочу весну! Она мне снится по ночам, 
Она похожа на печаль и на веселье. 
Я так хочу весну, чтобы себя умчать 
Надежд ручьями в океан везенья. 

Я буду плыть и плыть, и где-то синева небес 
Окрасит мои воды весенним цветом. 
Я буду плыть и плыть в тот океан чудес, 
Который где-то есть у края света. 

И стану я рекой, и во мне утонет ночь, 
И покачнется радостно мирозданье. 
И стану я рекой, чтобы умчаться прочь 
От горя, бед и разочарованья. 

Но что же ты молчишь? Ты поплывешь со мной 
Или проводишь равнодушным взглядом? 
Наверно, ты молчишь потому, что все равно - 
Прольюсь водою я иль буду рядом. 

Но я хочу весну, она мне снится по ночам, 
Она похожа на печаль и на веселье. 
Я так хочу весну, чтобы себя умчать 
Надежд ручьями в океан везенья. 
1971

   ***

Я в дом войду уставшей, 
Похожей на вопрос, 
Но чуточку грустней...
И две зеленых чашки 
Поставлю на поднос: 
Тебе и мне, 
Тебе и мне... 
И приоткрою двери, 
Чтоб падал мягкий свет, 
А в комнате темно... 
И плюшевые звери, 
Тебя покуда нет, 
Поговорят со мной, 
Поговорят со мной. 

Потом и ты возникнешь 
Из тишины ночей - 
Причудливая тень - 
И удивленно вскинешь 
Полосочки бровей: 
Словами - лень, 
Словами - лень. 
И я наполню чашки, 
Мы будем пить с тобой 
Зеленый крепкий чай, 
И ты обид вчерашних 
Заплаканную боль 
Не замечай, 
Не замечай. 

И пусть часы и годы 
Уносят стрелки прочь, 
А нам-то что с тобой: 
Земная ль непогода 
Иль неземная ночь 
Над головой, 
Над головой? 
А нам с тобой не страшно, 
И с нами за столом 
Беседа и свеча... 
И из зеленых чашек 
Мы, обжигаясь, пьем 
Зеленый чай,
Зеленый чай. 
1971

   ***

Не ищи меня, пожалуйста, 
Я ушла гулять по городу 
Полутенью, полусветом 
Мимо заспанных домов. 
Я спасу от одиночества 
Эти улицы и дворики, 
Позабытые домами 
Ради отдыха и снов. 

Я ушла гулять по городу, 
Слушать ветер и безветрие.
Тихий дождик пусть размоет 
И сотрет мои следы. 
Не ищи меня, пожалуйста, 
Потому что больше нет меня: 
Я ушла в вечерний город - 
Царство грез и темноты. 

И отсюда мне не выбраться - 
Это что-то непонятное: 
Заманил меня в ловушку 
Этот город-крысолов. 
Жарким лепетом безумного 
Прошептал слова невнятные 
И повел меня, и бросил 
В лапы вымыслов и снов. 

Если скажут, что погибла я, 
Если где-нибудь услышишь вдруг, 
Что заснула - не проснулась, - 
Не печалься и не верь. 
Не заснула я, любимый мой, 
Я ушла гулять по городу, - 
Просто вышла и бесшумно 
За собой закрыла дверь.

  ***

«…Ее песни хочется слушать без конца, перелистывать, словно акварели. В них бьется живая поэзия: как пульс, как ветка на мартовском ветру, как чистый ключ в густом сумраке леса. Они скорее явление природы, чем словесности. Поэтому слушать их надо в тишине… …Считается, что фортепиано — трудный инструмент, и тому, кто его освоил, гитара нипочем, а посему многие дипломированные дарования впоследствии относятся к шестиструнке без особого пиетета. Мало кому дано превратить аккомпанемент в беседу, и лишь единицам — в волшебство. Вере это удавалось. «Снять» ее мелодию несложно, аккорды простые, но сделать так, чтобы она звучала, очень трудно. Куда-то исчезает легкость, звуки становятся тяжеловесными, теряется прозрачность. Получается самая обыкновенная музыка. Б-г знает, в чем тут загвоздка. Может, в особом, обостренном восприятии бытия, свойственном поэтам по рождению. Может быть, в предчувствии, в той самой интуиции судьбы, которая почти каждую Верину песню превращает в последнюю, то есть в такую, после которой дальше можно уже ничего не говорить. Эта отточенная завершенность образа пришла к ней после того, как был объявлен приговор. 

...Вере было всего двадцать пять, когда врачи обнаружили у нее рак. Впереди было еще шесть лет — жизни, надежды, любви. Она так хотела ее, так ждала, вместе с героинями песен: Золушкой, Ассоль, Сольвейг; вместе со всеми своими рыбачками и танцовщицами... " ( Марина Гордон )

Умерла она 11 августа 1976 года, не дожив и до 31 года. А те 60 песен, которые Вера успела сочинить за свою короткую жизнь, позволяют говорить не просто о таланте, а об уникальном явлении в российском бардовском творчестве.

Любовь, моя лодочка, не утони – 
Море часто штормит. 
Любовь, моя птица, крыла не сломай – 
Где-то гроза гремит... 
Хоть я ничего и не жду от тебя, 
Но мне без тебя и земля — не земля... 
Смотри, не погасни же, мой огонек, – 
Быстро время летит.

http://www.stihi.ru/2008/10/24/4110

Вадим Шефнер



Спросил у памяти

Стоит ли былое вспоминать, 
Брать его в дорогу, в дальний путь? 
Все равно - упавших не поднять, 
Все равно - ушедших не вернуть,

И сказала память: "Я могу
Все забыть, но нищим станешь ты,
Я твои богатства стерегу,
Я тебя храню от слепоты".

В трудный час, на перепутьях Лет, 
На подмогу совести своей 
Мы зовем былое на совет, 
Мы зовем из прошлого друзей.

И друзья, чьи отлетели дни, 
Слышат зов - и покидают ночь.
Мы им не поможем, - но они
К нам приходят, чтобы нам помочь.
(1963)


   ***


"Пока еще не рассвело..."

Пока еще не рассвело, 
Иду вдоль туманного луга, 
И мыши летучей крыло 
Касается лунного круга.

Природа чего-то все ждет -
Но только не света дневного, 
Не наших трудов и забот, - 
Чего-то иного, иного.

Сама в себя погружена. 
Собою полна до рассвета, 
Сама от себя тишина 
В тиши ожидает ответа.
(1970)


   ***


Буду я грустить или не буду,
Только клином не сошелся свет,
Верю, что когда-нибудь забуду,
Думать я, что лучше в мире нет

И покой сердечный мне не нужен,
Позабыв свою былую грусть
Я в другую, что тебя не хуже,
Как мальчишка по уши влюблюсь

Но боюсь, что рано или поздно
Памяти, тяжелой на подъем,
Вновь напомнят и цветы, и звезды,
О существовании твоем.

Вот тогда-то, возвратясь в долины,
Где текли прошедшие года,
Я пойму, что свет сошелся клином,
На тебе одной и навсегда
1965

Павел Васильев



Стихи настолько необычны: по стилю, по образному самовыраженью,
по накалу чувств ... и так  современно звучат.
Поэт прожил короткую жизнь. Всего 27 земных лет. 

Павел Николаевич Васильев (23 декабря 1909 (5 января 1910), Зайсан, Семипалатинская губерния — 16 июля 1937, Москва) — русский советский поэт, родоначальник (по определению С. Клычкова) «героического периода» в русской литературе — «эпохи побеждающего в человеческой душе коммунизма».
В феврале 1937 года вновь арестован и 15 июля приговорён к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Расстрелян в Лефортовской тюрьме 16 июля 1937. Похоронен в общей могиле «невостребованных прахов» на новом кладбище Донского монастыря в Москве.

   *****

И имя твое, словно старая песня,
Приходит ко мне. Кто его запретит?
Кто его перескажет? Мне скучно и тесно
В этом мире уютном, где тщетно горит
В керосиновых лампах огонь Прометея -
Опаленными перьями фитилей...
Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!
У меня ли на сердце пустая затея,
У меня ли на сердце полынь да песок,
Да охрипшие ветры!
Послушай, подруга,
Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,
Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга.
Выпускай же на волю своих лебедей, -
Красно солнышко падает в синее море
И - за пазухой прячется ножик-злодей,
И - голодной собакой шатается горе...
Если все, как раскрытые карты, я сам
На сегодня поверю - сквозь вихри разбега,
Рассыпаясь, летят по твоим волосам
Вифлеемские звезды российского снега.

( Павел Васильев. Ноябрь 1931 г. )


   ***


Я боюсь, чтобы ты мне чужою не стала,
Дай мне руку, а я поцелую ее.
Ой, да как бы из рук дорогих не упало
Домотканое счастье твое!
Я тебя забывал столько раз, дорогая,
Забывал на минуту, на лето, на век, -
Задыхаясь, ко мне приходила другая,
И с волос ее падали гребни и снег.
В это время в дому, что соседям на зависть,
На лебяжьих, на брачных перинах тепла,
Неподвижно в зеленую темень уставясь,
Ты, наверно, меня понапрасну ждала.
И когда я душил ее руки, как шеи
Двух больших лебедей, ты шептала: "А я?"
Может быть, потому я и хмурился злее
С каждым разом, что слышал, как билась твоя
Одинокая кровь под сорочкой нагретой,
Как молчала обида в глазах у тебя.
Ничего, дорогая! Я баловал с этой,
Ни на каплю, нисколько ее не любя.

( Павел Васильев. 1932 г. )


   ***


Какой ты стала позабытой, строгой
И позабывшей обо мне навек.
Не смейся же! И рук моих не трогай!
Не шли мне взглядов длинных из-под век.
Не шли вестей! Неужто ты иная?
Я знаю всю, я проклял всю тебя.
Далекая, проклятая, родная,
Люби меня хотя бы не любя!

( Павел Васильев. 1932 г. )

ИОСИФ  БРОДСКИЙ






Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути. 


1957 

******

   ОДИНОЧЕСТВО


Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, --

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и -- кстати -- самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.


1959


*************






Я входил вместо дикого зверя в клетку,
    выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
    жил у моря, играл в рулетку,
    обедал черт знает с кем во фраке.
    С высоты ледника я озирал полмира,
    трижды тонул, дважды бывал распорот.
    Бросил страну, что меня вскормила.
    Из забывших меня можно составить город.
    Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
    надевал на себя что сызнова входит в моду,
    сеял рожь, покрывал черной толью гумна
    и не пил только сухую воду.
    Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
    жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
    Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
    перешел на шепот. Теперь мне сорок.
    Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
    Только с горем я чувствую солидарность.
    Но пока мне рот не забили глиной,
    из него раздаваться будет лишь благодарность.  


    1980


********

Давно хочу поделиться стихами этой молодой поэтессы...Всего 36 лет...И как сама она про себя пишет - " Замужем. Счастлива !"



Наталья Алдохина

"Лето шёпотом.."


  ***

Ловить в ладошки небо!
Дышать!..
Дышать!..
Д ы ш а т ь …
И затеряться где-то… И шёпотом душа
Споёт на тонких струнах попутных ветерков,
Слова прочтя на дюнах из глубины веков…

Скользить, парить как птица!...
Влюбляться в облака!
А солнца колесница окажется легка -
На маленькой ладошке монеткой золотой
Растает, знак хороший оставив за собой…

И амальгама моря, и тихий всплеск волны,
Как будто небу вторя, сиянием полны –
Сиянием надежды, добра, тепла, любви…
И чем-то тихим…
                    нежным…
                                           горящим изнутри…

Ловить в ладошки небо!
Дышать!..
Дышать!..
Д ы ш а т ь …
И затеряться где-то… И шёпотом душа…


  ***

Тончайшей музыкой дождя пролилось небо,
И с вдохновением земля укрылась негой,
Она как девушка была – свята, безгрешна,
Прохладу медленно пила по каплям… нежно…

А дождь ей вкрадчиво шептал – «Дыши, родная…»
И в отраженьях луж-зеркал, себя теряя,
Дрожал прозрачною строкой невинных линий
И любовался красотой,
и звал Богиней…

И возрожденная она вздохнула томно,
И воцарилась тишина – легка… безмолвна…

Растаял в дымке облаков мятежный дождик,
Воздушностью своих шагов на сон похожий…

/Она как девушка была – свята, безгрешна,
Прохладу медленно пила по каплям… нежно…/


  ***

Захмелеть от дождя проливного –
Без зонта (!) босоножки в руках…
И по лужам бродить бестолково,
И витать…
и витать (!) в облаках…
И пусть платье насквозь всё промокло,
Откровенней черты обнажив…
Вновь как в детстве беспечна
и только
Я и дождь, и любимый мотив…
Улыбнётся случайный прохожий,
С восхищеньем посмотрит и вслед
вдруг шепнёт:
«Ах, какой же хороший
для художника был бы сюжет…»
Ну а дождь всё сильней и сильнее
Обнимает, целует меня!
И в округе листва зеленеет
От блаженства тепла и дождя…
Смыта знойная пыль переулков,
И дышать так легко-прелегко,
И с последними каплями гулко
Сердце чвиркнет от счастья юрком…

Захмелеть от дождя проливного –
Без зонта (!) босоножки в руках…


  ***

…уходит лето невесомо дождливым танцем облаков,
И гладиолусов бутоны расправят крылышки легко
на встречу осени влюблённой,
где я и ты – рука в руке,
И безмятежностью наполнен клин журавлиный вдалеке…

И запах яблочный, медовый приносит блудный ветерок –
Витают в воздухе мажоры, тепла набравшиеся впрок…
И в сердце теплится признанье,
Что зрели чувства к сентябрю,
И летних дней очарованье вспорхнёт осенним: «Я  л ю б л ю…»

…уходит лето торопливо, скользя прохладой по утрам,
Вписав размашисто –
«Счастливо…»
в шум листопадных телеграмм…

Уходит лето...

Сегодня день рождения Новеллы Матвеевой... 81 год..



Новелла Матвеева





 Любви моей ты боялся зря —
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.

Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме событье — страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.

Туман, и ветер, и шум дождя,
Теченье дней, шелестенье лет,
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.

Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.

Любви моей ты боялся зря.
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.

И в тёплом ветре ловить опять
То скрипок плач, то литавров медь…
А что я с этого буду иметь,
Того тебе не понять.


   ***


Боюсь совершенства, боюсь мастерства,
Своей же вершины боюсь безотчетно;
Там снег, там уже замерзают слова
И снова в долины сошли бы охотно.


Гнетет меня ровный томительный свет
Того поэтического Арарата,
Откуда и кверху пути уже нет
И вниз уже больше не будет возврата.


Но мне, в утешенье, сказали вчера,
Что нет на земле совершенства. И что же?
Мне надо бы радостно крикнуть: "Ура!",

А я сокрушенно подумала: "Боже!"




  ***


Вы думали, что я не знала,
Как вы мне чужды,
Когда, склоняясь, подбирала
Обломки дружбы.


Когда глядела не с упреком,
А только с грустью,
Вы думали - я рвусь к истокам,
А я-то - к устью.


Разлукой больше не стращала.
Не обольщалась.
Вы думали, что я прощала,

А я - прощалась.


   ***


Осень. Тишина в поселке дачном,
И пустынно-звонко на земле.
Паутинка в воздухе прозрачном
Холодна, как трещина в стекле.


Сквозь песочно-розовые сосны
Сизовеет крыша с петушком;
В легкой, дымке бархатное солнце -
Словно персик, тронутый пушком.


На закате, пышном, но не резком,
Облака чего-то ждут, застыв;
За руки держась, исходят блеском
Два последних, самых золотых;


Оба к солнцу обращают лица,
Оба меркнут с одного конца;
Старшее - несет перо жар-птицы,

Младшее - пушинку жар-птенца.


   ***


И обязательно прочтите :
http://www.vilavi.ru/sud/160806/160806.shtml

С упоением читаю сегодня...

Алексей Апухтин

АПУХТИН Алексей Николаевич [15 (27) ноября 1840, г. Болхов Орловской губернии - 17 (29) августа 1893, Петербург], русский поэт.

Ириша, и я с удовольствие прочитала. 
Про старость очень понравилось. 

"...но веру в жизнь оставь, оставь мне увлеченье..."

"...и ПРИВЫКАЕТ он к старухе понемногу... "

Маргарита Агашина
известная советская поэтесса, автор нескольких стихов, положенных на музыку и ставших любимыми песнями, например, «Растёт в Волгограде берёзка», «Солдату Сталинграда» («Ты же выжил солдат»),«Подари мне платок», «А где мне взять такую песню», «Что было, то было».

 

А сегодня я читаю и хочу поделиться с вами ее лирическими очень женскими, очень пронзительными стихами, в которых отражается горькая жизнь самой поэтессы...

Мне очень нравятся стихи Маргариты Агашиной...а те, что показала Риша, - особенно... Очень пронзительные стихи - и "Сын" , и "Гордость"...дыхание перехватывает..

Какие душевные стихи! Прочла "Варю" и "Сын", и ...слезы навернулись. Я так плачу на старых фильмах.

Эльдар Рязанов ( 18.11.1927 - 30.11.2015 )



Хочется лёгкого, светлого, нежного,
раннего, хрупкого и пустопорожнего,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого и невозможного.

Хочется рухнуть в траву не помятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать всё живущее.

Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожею солнца свечение,
в воду, как в детстве, сигать без купальников.

Хочется милой наивной мелодии,
Воздух глотать, словно ягоды спелые, 
чтоб сумасбродно душа колобродила
и чтобы сердце неслось ошалелое.

Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее…
Только за всё, что промчалось, заплачено,
и остаётся расплата прощальная.


   *****

Господи, ни охнуть, ни вздохнуть,
дни летят в метели круговерти.
Жизнь - тропинка от рожденья к смерти,
смутный, скрытный, одинокий путь.
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть!
Снег. И мы беседуем вдвоем,
как нам одолеть большую зиму.
Одолеть ее необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живем!
Мы выходим вместе в снегопад.
И четыре оттиска за нами,
отпечатанные башмаками,
неотвязно следуя, следят.
Господи, как я метели рад!
Где же мои первые следы?
Занесло начальную дорогу,
заметет остаток понемногу
милостью отзывчивой судьбы...
Господи, спасибо за подмогу!


   *****


Когда я просто на тебя смотрю,
То за тебя судьбу благодарю.
Когда твоя рука в моей руке,
То всё плохое где-то вдалеке.
Когда щекой к твоей я прикоснусь,
То ничего на свете не боюсь.
Когда я глажу волосы твои,
То сердце замирает от любви.
Когда гляжу в счастливые глаза,
То на моих от нежности слеза.
Как то, что чувствую, пересказать?
Ты мне жена, сестра, подруга, мать.
Не существует безупречных слов,
Что могут передать мою любовь.
И оттого , что рядом ты со мной,
Я добрый, я хороший , я живой.
Стих этот старомоден неказист
И слишком прост, но искренен и чист.
С улыбкой светлой на тебя смотрю,
И жизнь, что вместе мы, благодарю.


  *****

Я в мир бежал легко и без тревоги...
Секундных стрелок ноги, семеня,
За мной гнались по жизненной дороге, –
Да где там! – не могли догнать меня.
Не уступал минутам длинноногим, –
На равных с ними долго я бежал...
Но сбил ступни о камни и пороги
И фору, что имел, не удержал.
Ушли вперед ребята-скороспелки,
А я тащусь, но, все же, на ходу.
Меня обходят часовые стрелки,
Так тяжело сегодня я иду.


   *****

Я все еще, как прежде, жил, живу,
а наступило время отступленья.
Чтобы всю жизнь держаться на плаву,
у каждого свои приспособленья.

Я никогда не клянчил, не просил,
Карьерной не обременен заботой.
Я просто сочинял по мере сил
и делал это с сердцем и охотой.

Но невозможно без конца черпать--
колодец не бездонным оказался.
А я привык -- давать, давать, давать!..
И, очевидно, вдрызг поиздержался.

Проснусь под утро... Долго не засну...
О, как сдавать позиции обидно!
Но то, что потихоньку я тону,
покамест никому еще не видно.

Богатства я за годы не скопил,
хотя вся жизнь ухлопана на службу.
В дорогу ничего я не купил...
Да в этот путь и ничего не нужно.


   *****


Все беспричинно. Чей-то взгляд. Весна.
И жизнь легка. Не давит ее ноша.
И на душе такая тишина,
что, кажется, от счастья задохнешься.

Все беспричинно. Чей-то взгляд. Зима.
И жизнь бежит. И неподъемна ноша.
И на душе такая кутерьма,
что, кажется, от горя задохнешься.

То ночь жарка, а то морозен день...
Вся жизнь в полоску, словно шкура тигра.
А на душе такая дребедень...
Да, жаль, к концу подходят эти игры...



   *****

У памяти моей дурное свойство,--
любая пакость будет долго тлеть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
но не могу себя преодолеть.

Как в безразмерной камере храненья,
в сознаньи -- чемоданы и мешки,
в которых накопились оскорбленья,
обиды, униженья и щелчки.

Не в силах изменить свою природу,
я поименно помню всех врагов.
Обиды-шрамы ноют в непогоду...
К прощенью я, простите, не готов.

В самом себе копаюсь я капризно,
на свалке памяти я черт-те что храню...
Обидчиков повычеркав из жизни,
я их в воображеньи хороню.

Быть может, признавать все это стыдно,
и я раскрыл свой неприглядный вид.
Но что же делать, если мне -- обидно!..
Мое сознанье -- летопись обид!

У памяти моей дурное свойство,--
я помню то, что лучше позабыть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
но не могу себя переломить.


   *****

Что жизнь? Музыкальная пьеса:
соната ли, фуга, иль месса,
сюита, ноктюрн или скерцо...
Там ритмы диктуются сердцем.
Пиликает, тренькает, шпарит,
бренчит иль бывает в ударе,
играется без остановки...
Меняются лишь оркестровки.
Ребячие годы прелестны,
хрустальны, как отзвук челесты...
Потом мы становимся старше,
ведут нас военные марши,
пьяняще стучат барабаны,
зовущие в странные страны.
Но вот увенчали нас лавры --
грохочут тарелки, литавры,
а как зажигательны скрипки
от нежной, зазывной улыбки...
Кончается общее "тутти",
не будьте столь строги, не будьте:
мелодию -- дивное диво --
дудим мы порою фальшиво.
Проносится музыка скоро
под взмахи судьбы-дирижера.
Слабеют со временем уши,
Напевы все глуше,
оркестры играют все тише...
Жаль, реквием я не услы...

"Искала я всегда прямого отклика — от человека, дерева и облака..."


12 марта - день памяти Инны Львовны Лиснянской. 
Ее не стало ровно два года назад. 




О как слова меня томили!
Текли, как дождики со лба.
Второстепенный смысл таили
Первостепенные слова.

И постепенно всё менялось,
Назвался иней серебром,
И жизнь уже не совмещалась
С моим печальным ремеслом.

Она была перед глазами
И всё же пряталась меж строк, —
Так между книжными листами
Кленовый прячется листок.

И только перед ликом смерти
Всё обрело свои места.
Стал гвоздь гвоздём в своём отверстье,
И стала небом высота.

1960

  ***

Искала я всегда прямого отклика —
От человека, дерева и облака,
От музыки, от буквы, от числа,
Не полагая двойственного облика
Внутри добра и зла.

Жизнь не была мне надлежащей школою,
Я шла по ней невеждою весёлою,
Метафорой, как юбкою, шурша,
Не ведая, что мысль бывает голою,
Как плоть или душа.

И в каждого глядела, словно в зеркало,
И лишь совсем недавно докумекала,
Что и лицо двояко, и испод.
Что человек есть и толпы молекула,
И сам себе народ.

2006

   ***

Ну что ещё сказать вам на последней
Странице в распоследней из тетрадок?

Скажу, что день стоит на редкость летний,
Скажу, что запах лип на редкость сладок,
Скажу, что луч над Истрой между веток
Особенно пронзителен и ярок.

.... Так в детстве оставляла напоследок
Я самое красивое из яблок.

Инна Лиснянская

У одиночества — запах хорошего кофе

Тонкий и чувственный, лишь горьковатый вначале...
Первого снега. Потертого старого кофра,
Полного мятых десяток, и музыки, вечно печальной.

Воспоминанья зовут покататься на веслах -
годы спустя им по-прежнему хочется верить;
У одиночества — запах несбывшихся весен,
тех, что однажды остались донашивать берег...

Дом заколоченный между Москвой и Парижем.
Время разложит пасьянсы историй любовных.
Кто-то расстался, чтоб стать долгожданней и ближе...
… у одиночества — запах морского прибоя.

Легкого Мальборо. Дров, догоревших в камине;
Скрюченных, пыльных, не ставших гербарием, листьев...
Ночи. Вокзала. Состава, бредущего мимо,
в мир, признающий, как правило, четные числа.

© Copyright: Таня Райз

Танюш, стихи навеяли воспоминания о молодости.

Сегодня писателю и поэту Андрею Белянину исполняется 50 лет...




Я не любительница фантастики, поэтому о прозе его ничего не могу сказать... но по опыту работы в библиотеке знаю, что его книги пользуются очень большим спросом...
А вот его стихи мне интересны...Правда их так много, что мне с трудом удаётся что то выбрать...

   ***

Я сейчас вспоминаю тебя - мне нужна тишина.
     Нет, не мертвая тишь, а живое молчанье природы,
     Бесконечный закат и зеленая в небе луна,
     И в муаровой мгле чуть застенчивых звезд хороводы.
     Я тебя на руках, как волну, как охапку цветов
     Нес в безумстве веселом, кружа в ритме вальса по лужам.
     Что тогда говорил? Я сегодня не помню тех слов,
     И сейчас подобрать не сумею ни лучше, ни хуже...
     Ты так жалобно мне говорила: "Зачем? Отпусти...
     Я заплачу сейчас или крикну милиционера,
     Видишь, люди вокруг...", - а сама прижималась к груди.
     Крепче всяких запретов нас держит такая вот вера.
     Губы сами тянулись к дурманным твоим волосам;
     Их закусывал в кровь я, и взгляд отводил в поднебесье,
     И себя проклинал за покорность тем синим глазам,
     Что так ласково греют далекой и близкою песней.
     Ты тогда пожалела меня? Или что там еще...
     Или попросту знала, что это продлится недолго?
     И дрожала рука, на мое опустившись плечо,
     И прощальною свежестью лета пах ветер над Волгой.
     Где потом не носило меня? В прикаспийских степях,
     В хичаурских дорогах и в скалах седых Габустана.
     То, что было тогда в самых синих на свете глазах,
     Я забыл. И старался забыть поскорей, как ни странно.
     Мне бы все позабыть. А когда я зимою вернусь,
     Снова встретиться вдруг, - и замрут переулки пустые...
     И почувствовать в сердце далекую светлую грусть,
     И понять то, что это - любовь...
     И что это - впервые...


    ***

Не было других... Она - единственная!
     Вечная модель для всех художников.
     В ее честь возжигались таинственно
     Души, как жертвы, на медных треножниках.
     Нет совершенства... Ни здесь, ни выше.
     Прядь со лба отодвинув устало,
     Жизнь расплескалась вулканною жижей
     Вечным стремлением к идеалу.
     Перед грозою железной прянула
     Дикая кровь амазонок Каспия,
     Болью набатною с неба грянула,
     В горло стрелу направляя ласково.
     Ты, без подпруги, на волчьей шкуре,
     Вздыбила вдруг скакуна косматого.
     Что за женщина! Взгляд нахмуренный,
     Руки, привыкшие к делу ратному.
     Как нежны они были, помнится...
     Поцелуями мною вскормлены.
     Там, где раньше скакала конница,
     Там сегодня шоссе да вороны...
     Только не было, не появится
     Равной той, что ушла в закатное,
     Чьи следы растворились в мареве
     Раскаленного солнца Запада.
     И брожу я с полынной веткою
     Облетевшего и отцветшего,
     Разгоняя туманы редкие,
     Окликая давно ушедшее...

   ***

 Один телефонный звонок, почти что из ниоткуда.
     От той, что жила вдали бесчисленно много дней.
     Обрывки случайных слов, осколки седьмого чуда
     Упали в мою ладонь и тихо согрелись в ней.
     Расплавились, как стекло, тягучей, прозрачной негой
     Мгновений, где я вдыхал упрямство ее волос,
     Где плыл аромат церквей, холодная ласка снега
     И детская вера в то, что мир состоит из грез.
     Мы оба играли гимн...Мечтая пленить друг друга
     Кто внешностью, кто умом, кто формой, кто силой рук.
     Для нас усмирялся дождь, о нас разбивалась вьюга,
     Но вот наступил момент традиционно - вдруг!
     Вдруг - обоженный взрыв, разом взломавший почву...
     Установивший грань, как пограничный столб.
     Мягкая тень греха пала меж нами ночью
     И разлучила нас, к радости праздных толп.
     Но в шестизначьи цифр нового телефона
     Дышит среди мембран ложная жесткость фраз.
     Истинны не слова - таинства полутона
     Той, что прошла меж рифм, не поднимая глаз...

    ***

Вот и выпал снег, замело...
     Легким хрустом озвучен шаг.
     На аллеях белым-бело...
     И щебечут стихи в ушах.
     Воздух чист, как голландский спирт,
     Так ведь можно сойти с ума...
     И толкает на легкий флирт
     Обаятельная зима.
     Этот танец достоин Вас...
     Все вернется, и все пройдет.
     Полагаю, что это вальс,
     Не вдаваясь в анализ нот.
     Что за сон меня вдохновил?
     Я, похоже, сейчас влюблюсь,
     Я ведь даже чуть-чуть боюсь
     Стать достойным такой любви.
     Вечность нас под крыло взяла,
     Заблудившихся в декабре,
     И вся в белом невеста шла,
     Я, как князь, был весь в серебре.
     Как торжественно снег молчал...
     Я свой кубок допил до дна,
     И не спрашивай - кто венчал?
     И не спрашивай - кто она?

   ***

Хотите, я побуду Вашим псом,
     Лохматым, романтичным сенбернаром?
     Хотите, я пребуду Вашим сном,
     Лирическим или сплошным кошмаром?
     А может быть, мне сковырнуть звезду?
     Оправить в серебро и в алых лентах,
     Приплюсовав шалфей и резеду,
     Вам поднести коленопреклоненно...
     Настало время выдачи слонов
     И превращений черепашек в принцев!
     В любой любви - гармония без слов,
     Обычно не обязанность, а принцип,
     Принципиально - буду Вашим я.
     Не слишком важно - где, когда, насколько?
     Закружит нас волшебная струя
     В прыгучем танце под названьем - полька,
     Хотите, мы исправим весь сюжет?
     И повесть станет праздничным романом,
     Где Ваш полуодетый силуэт
     Интимно тает в мареве туманном.
     Душа скользит с нелепой крутизны,
     Я ухожу, глуша огонь желанья,
     И на ладони Вашей холм Луны
     Изысканно целую на прощанье...


   ***

Наташе Колесниковой


     Кружево шарфика, белая ленточка,
     Ласковых глаз полевая звезда...
     Господи боже! Откуда ты, девочка?
     Как ты сегодня попала сюда?
     Так же нельзя... Это просто бессмысленно...
     Крылья хрустят под чужим сапогом.
     Тут убивают словами и числами,
     Каждый палач и открыт, и знаком.
     Здесь же стреляют! Здесь валят на пристани
     Сразу все шестеро на одного...
     Здесь невозможно по честному выстоять.
     Здесь невозможно вообще - ни-че-го!
     Больно... Я тоже срываюсь в истерику.
     Спрячься, уйди, отдохни, подыши...
     Чтоб на пути к осиянному берегу
     Свято сберечь незабудку души.
     Флейта не спорит с казацкою шашкою.
     Вот твое облако - сядь и лети...
     Выкраси жизнь освежающей краскою,
     Всем рассказав, что приснилось в пути.
     Девочка, милая, этой эпохою
     Многое сломано. Что уж там мы...
     В небе светлей. Ты подумай, а плохо ли
     Петь, не боясь наступленья зимы?
     Крылья расправь для полета.
     Ну что же ты?!
     Здесь не твоя ни война, ни вина...
     Просто прими, что вон там, у подножия,
     Высохла кровь, и теперь... Тишина...

   ***

Ты мне говоришь, что тебе постоянно снится
     Неведомый мир, где реальное слито с чудом...
     И ломкие пальцы пролистывают страницы
     Такого былого, что даже поверить трудно.
     Где каждый день из минут ожидания соткан
     И даже стать на колени уже не волен...
     Я должен молча смотреть на твой кружевной локон -
     К чему кричать о своей любви или боли?
     Стихи по ночам о тайном и сокровенном...
     Какие слова! Какое упрямство страсти!
     Поэзия прошлого, как аромат вербены,
     Покажется сном, словно привкусом Высшей Власти.
     Но время придет,- вспоминая слова молитвы
     И горько и сладко, как в детстве, просить прощенья.
     Березовый Бог, с опрокинутым небом слитый,
     Позволит, как в осень, вступить в костер очищенья...
     Тогда я коснусь щеки твоей легким ветром,
     А может быть, каплей дождя охлаждая кожу
     Фаянсовых ног, обожженных татарским летом,
     И ты улыбнешься... И ты мне поверишь тоже.
     Растай же вплоть до воздушного поцелуя!
     Весь мир измени водопадом случайной ласки!
     А я зимой тебе на стекле нарисую
     Прекрасного принца, скачущего из сказки...

   ***

Одиночество стало - отчеством...
     Небо - крышей, деревья - стенами.
     Обреченный твоим пророчеством,
     Я брожу облаками пенными.
     В Петербурге легко состариться,
     Здесь иные часы и скорости...
     В фонарях монотонно плавятся
     Все печали мои и горести.
     Этот город с гранитной нежностью,
     С розоватой луной над крышами
     Дышит сам такой безутешностью,
     Что любые страдания - лишние...
     Эти встречи считать подарками -
     Что пред каменным львом заискивать.
     Не сутулясь бродить под арками,
     Или дождь в свои вены впрыскивать.
     Петергоф обнимать в подрамники
     И высматривать птичье пение
     Там, где листья плывут подранками
     Вслед фонтанному откровению.
     Все пастелью тумана смажется,
     Все насытится вдохновением,
     И слеза на щеке не кажется
     Ни судьбою, ни преступлением...

    ***

О биографии Андрея не пишу - страшно просто читать её еще раз...
Даю ссылку - кому интересно : http://www.peoples.ru/art/literature/prose/fantasy/andrey_belyanin/

Спасибо, Катя! Ознакомилась с историей жизни Андрея. Стихи понравились.

Сегодня день рождения Ильи Эренбурга.



Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке.
Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.

1912

    ***

Ты тронул ветку, ветка зашумела.
Зеленый сон, как молодость, наивен.
Утешить человека может мелочь:
Шум листьев или летом светлый ливень,
Когда, омыт, оплакан и закапан,
Мир ясен - весь в одной повисшей капле,
Когда доносится горячий запах
Цветов, что прежде никогда не пахли.
...Я знаю все - годов проломы, бреши,
Крутых дорог бесчисленные петли.
Нет, человека нелегко утешить!
И все же я скажу про дождь, про ветви.
Мы победим. За нас вся свежесть мира,
Все жилы, все побеги, все подростки,
Все это небо синее - навырост,
Как мальчика веселая матроска,
За нас все звуки, все цвета, все формы,
И дети, что, смеясь, кидают мячик,
И птицы изумительное горло,
И слезы простодушные рыбачек.

1939

О, первое я знаю наизусть!

Сегодня не стало Евгения Евтушенко.
Склоняю голову. Скорблю...




  ЛЮДИ

ЛЮДЕЙ НЕИНТЕРЕСНЫХ В МИРЕ НЕТ...
С. Преображенскому

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.
1961

    Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,   и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.   Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно   в нем умирала ты и я в нем умирал.           "Постойте умирать!" -- звучало в ржанье с луга,   в протяжном вое псов и сосенной волшбе,   но умирали мы навеки друг для друга,   а это все равно, что умирать вообще.           А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,   и бегал еж ручной в усадебных грибах,   и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,   кувшинкою речной держа звезду в зубах.           Дышала мгла в окно малиною сырою,   а за моей спиной -- все видела спина! --   с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,   измученная мной, любимая спала.           Я думал о тупом несовершенстве браков,   о подлости всех нас -- предателей, врунов:   ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,   и я тебя губил, как столько же врагов.           Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,   насмешки над людьми горьки и солоны.   Но кто же, как не мы, любимых превращает   в таких, каких любить уже не в силах мы?           Какая же цена ораторскому жару,   когда, расшвырян вдрызг по сценам и клеше,   хотел я счастье дать всему земному шару,   а дать его не смог -- одной живой душе?!           Да, умирали мы, но что-то мне мешало   уверовать в твое, в мое небытие.   Любовь еще была. Любовь еще была дышала   на зеркальце в руках у слабых уст ее.           Качался старый дом, скрипел среди крапивы   и выдержку свою нам предлагал взаймы.   В нем умирали мы, но были еще живы.   Еще любили мы, и, значит, были мы.           Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!),   когда я разлюблю, когда и впрямь умру,   то будет плоть моя, ехидничая втайне,   "Ты жив!" мне по ночам нашептывать в жару.           Но в суете страстей, печально поздний умник,   внезапно я пойму, что голос плоти лжив,   и так себе скажу: "Я разлюбил. Я умер.   Когда-то я любил. Когда-то я был жив."           1966


************
Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре.
И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи…
Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий,
лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море — всем топотом,
и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом —
пес на цепи,
а я тебе — шёпотом,
потом — полушёпотом,
Потом — уже молча:
«Любимая, спи…»
Любимая, спи…
Позабудь, что мы в ссоре.
Представь:
просыпаемся.
Свежесть во всем.
Мы в сене.
Мы сони.
И дышит мацони
откуда-то снизу,
из погреба,-
в сон.
О, как мне заставить
все это представить
тебя, недоверу?
Любимая, спи…
Во сне улыбайся.
(все слезы отставить!),
цветы собирай
и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется?
Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись
и окутайся им.
Во сне можно делать все то,
что захочется,
все то,
что бормочется,
если не спим.
Не спать безрассудно,
и даже подсудно,-
ведь все,
что подспудно,
кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи…
Что причина бессоницы?
Ревущее море?
Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
а просто моя?
Любимая, спи…
Ничего не попишешь,
но знай,
что невинен я в этой вине.
Прости меня — слышишь?-
люби меня — слышишь?-
хотя бы во сне,
хотя бы во сне!
Любимая, спи…
Мы — на шаре земном,
свирепо летящем,
грозящем взорваться,-
и надо обняться,
чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться —
сорваться вдвоем.
Любимая, спи…
Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и все-таки —
слышишь, любимая?-
спи…
И море — всем топотом,
и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом —
пес на цепи,
а я тебе — шёпотом,
потом — полушёпотом,
Потом — уже молча:
«Любимая, спи…»